Зал явно не ждал ничьего возвращения. Соскучился по пустоте. Я нарушаю принятый здесь ход событий. Застывшие наконец груши недоуменно смотрят, как я опять достаю скакалку.
Воздухорассечение. Та неуловимая птица на Втором столбе. Тетеревятник – лесной призрак. Был и нет. Снять жмущие скальники и босиком по шершавой тверди.
Мах-щелчок, мах-щелчок, мах-щелчок… Держать ритм, следить за дыханием. Скакалка что-то говорит. Я понять тебя хочу, смысла я в тебе ищу.
Должен ли я быть актуальным? Воспринимать каждое колебание как вызов и стараться дать на него ответ? Или сосредоточиться на том, что касается меня непосредственно?
Таня, ее живой отклик, ее активная позиция. И многие другие – умные, талантливые, по-своему выдающиеся и вроде бы болеющие сердцем. Почему мне кажется, что им тоже не хватает глубины? Почему в их речах я слышу лишь «за» и «против» и ни одного «может, мы не о том говорим»? Или у меня проблемы со слухом?
Мах-щелчок, мах-щелчок, мах-щелчок… Но, если кто-то утверждает, я сомневаюсь. Если кто-то осуждает, я ищу контраргументы. Не должно быть запальчивости. Грубое противопоставление, упрощение, поверхностность должны быть преодолены. Решения должны приниматься только в очевидности и только из глубины. Стремление понимать и сострадать как обязательное условие. И каждый раз нужно проходить по цепочке заново, от начала до конца, проверяя звено за звеном…
– Меньше пейте, точнее бейте!
Дверь раздевалки открылась… закрылась, и Костя, веселый Док, ушел.
Не знаю, насколько точно я бью, но точно знаю, что слабо. Какая-то неразборчивая претензия-утопия. Переложение прочитанного в лоб, да еще в должной мере не разобранного, не соотнесенного с моими собственными истоками.
Искать образы, искать контекст. Но должен ли я быть актуальным?
Ты мог бы мне ответить, дать совет. И ведь, если разобраться, это нужно и мне, и тебе. Но нет, обрывая меня на полуслове, ты говоришь:
– Да, раньше я тоже на все откликался, а теперь... другие дела.
Сидишь и, щурясь, рассматриваешь резьбу выкрученной пробки. Несмотря на снятую батарею в комнате почти жарко, а кроме того душно: ты закрыл форточки во всей квартире, боясь замерзнуть ночью, если наш ремонт не увенчается успехом. Тебе не хватает воздуха, ты запыхался. Чтобы стало полегче, ты снял рубашку и майку.
Пока ты рассматриваешь пробку, я рассматриваю тебя. Господи, как изменилось твое тело! Я вспоминаю, каким ты был, как ребенком я любовался твоими всемогущими руками. А теперь… Руки худые, высыхающие. Плечи стали уже, но больше впадина в груди. Ребра проступают, пустым бурдючком свисает живот.
Мне хочется тебя обнять, но расстояние кажется непреодолимым. Наверно, однажды я сильно пожалею, что этого не сделал.
Левой, оттяжка, левой… Левой, оттяжка, правой… Быстрее! Левой, оттяжка, левой… Левой, оттяжка, правой в корпус… Левой-левой-правой, уклон, правой-левой… Левой-правой, уклон, правой-левой-правой… Еще быстрее!..
– Светлов! Глеб! Заканчивай!
– Понял, Евгений Викторович. Еще пресс и все…
– Я сказал, хватит на сегодня! Ты что, в пятницу не придешь?
– Почему? Приду.
– Тогда что сейчас разошелся? Не успеешь восстановиться и собьешь режим… Так что все. Давай, до пятницы.
Да, глупо. Надо рассчитывать силы на длинную дистанцию. Какой бы она ни оказалась.
Ох, эта раздевалка – еще одно упражнение на выносливость. Особенно для уходящего последним. И сырость из душевой. Дома отдохну, скорее на улицу.
Цена решения, его последствия. Страх принятия решений и страх, который принимает решения за тебя. Кирилл хотел составить «Антологию страхов». Может, меня, как и его, ждет разочарование?
Похолодало. Но как легко дышится.
Странные фонари. Небо еще светлое, но под ними уже будто ночь. Вьется и густеет у неверных границ рыжих световых конусов. Натриевые вроде. А те бледно-зеленые? Может, ртутные?
Разноцветные огни города со старой открытки. Столько раз рассматривал этот набор. Что я в них находил? Блеклые, будничные. И что за город? Буквы, выстроенные в линии, были тогда лишь скучной выдумкой взрослых.
Желание уйти из настоящего в прошлое. Популярное словечко. Эскапизм то, эскапизм это.
Проверить ящик, пока едет лифт. Пусто. Но ведь и должно быть пусто. Зачем проверяю каждый день?
Вдалеке от тех городов, у лазури тихой реки вновь и вновь представляю, что держу в руке короткую спичку. Моделирую ситуацию. И вот он, или они, разные, растекаются по телу. Богатый материал для его антологии. Но рука не должна дрогнуть. Не должна, не должна, не должна… Если пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла.
Увидеть своими глазами. И, если поможет Господь, сохранить несколько жизней. И вернуться. Дееспособным. Губа не дура. И безгранична наивность. Но план такой, другого пока нет.
А странно все-таки думать, что уклад моей жизни, устойчивый, потому что жизнь тиха и скромна, может вдруг измениться так, что, вероятно, изменит и меня самого. Как больно, милая, как странно. Но, похоже, то, что важно вне времени, лежит в иной плоскости, нежели личная судьба. Сможешь ли ты принять, как есть?
Точки опоры. Обретать снова и снова. Жизнеутверждение, безусловное требование, предстояние… Вера да надежда любовь.
Хочется услышать родной голос. Но надо удержаться. Лучше я снова побуду с ней. Она ведь тоже ждет. Провожу ее и внесу очередные правки. Может, удастся продлить теплую осень.