Нет, Глеб, я не могу. Слова не выходят из меня. Я так и не научился их извлекать. Что-то мешает. Что-то непреодолимое. Возможно, мне просто не хватает таланта. Я никогда не брал его в расчет – думал, что принадлежу пространству, в котором нет такого измерения. Я был убежден, что моя проза – это нечто другое, то, без чего мне нельзя, без чего меня нет, что только в ней, через нее, я могу быть… Надежный и простой капкан – мой чуткий, преданный самообман.
Шесть строк. Ты бы удивился, узнав, сколько времени и нервов я на них потратил. Каждое предложение забирает у меня непомерно много. И с годами эта тенденция усиливается. Раньше мне все-таки удавалось испытывать удовлетворение, даже счастье. А теперь процесс моего так называемого творчества стал откровенно походить на психическое расстройство.
Я трачу свое время на молчание, на пустоту, на ничем себя не окупающее одиночество, сжигаю годы, никого не согревая и ничего не приводя в движение.
Я очень устал. От ежедневных и тщетных попыток соединить части своей натуры, которые, кажется, могут только отталкиваться. От бесконечных диалогов с собой, уговоров, уловок. Устал, опустел, утих. Не осталось и искры.
Глеб, я всё отдаю тебе. Всё, что есть. Всё, что сохранил. Файлы, полупустые тетради, затертые распадающиеся блокноты.
Во всем этом ты найдешь только начала, без продолжений, без концов. Угасшие дерзновения, непосильные задачи, «лучше меньше да лучше», а фактически «лучше, чем ничего». Не уверен, что там есть что-то ценное. Но ты говорил, что это может помочь тебе в твоей работе. Надеюсь, так и будет.
А я теперь хочу только осязаемого, только понятного. Неужели это предосудительно? Хочу жениться, и чтобы моя любимая родила мне сына и дочь. Хочу построить для них теплый дом в сосновом лесу. Ради этого мне легко отказаться от всего, чему я без толку отдавал себя двадцать с лишним лет. Вот только… есть ли время? Кажется, будто оно вдруг сделало скачок, решило сжульничать, раз на него никто не обращает внимания.
Дорогой мой Глеб, чудо, что мы снова встретились. Пожалуй, можно сказать, что ты меня нашел. Мог ли я знать, что десятилетний мальчик, однажды игравший со мной в шахматы на Ольхоне, спустя годы станет не только моим другом, но и тем, кому окажутся интересны мои бедные записки, и кому я смогу их безболезненно отдать? Спасибо тебе за решимость и открытость, за бережность и понимание, за все.
Молюсь, чтобы тебя миновал горький жребий, и твое время шло своим чередом. Береги себя и не пропадай.